Поверья и ритуалы повседневности

В деревне существует миф о городе, в городе — о деревне. Фольклорные экспедиции убедили нас, что представления сельских жителей о городе в значительной степени основаны на мифе о принципиальной однородности социокультурного пространства: город — та же деревня, только большая. Одна из сердобольных бабушек принесла нам охапку листьев хрена, сказав, что в Москве огурцы растут, а хрен — нет, а без него огурцы солить никак нельзя. Наши расспросы о скотоводческих обрядах многие воспринимают как практический интерес и советуют: «Будете скотину заводить, сделайте то-то». Имеющие родственников в Москве, интересуются, не знаем ли мы их.

Но по свойственной мифологическому сознанию способности совмещать представления самые разные, с этой мифологемой соседствует противоположная, предполагающая, что большой город — пространство принципиально иное, в котором жизнь совершенно отлична от человеческой. Приехавший оттуда якобы не знает, что такое колодец, печка, скатерть, рожь, и деревенские жители с готовностью начинают объяснять и показывать.

В картине мира горожанина город и деревня противопоставлены как культурное — некультурное пространство. Причем главными признаками культуры полагаются наличие учреждений культуры и бытовой техники. Узнав, что мы едем в деревню «фольклор собирать», многие знакомые начинают нам сочувствовать: «А электричество там есть?» — есть! И даже телевизоры! И стиральные машины! И люди там живут!

В городе принято считать, что деревня вся во власти суеверий, самим городом давно изжитых. На самом деле, довольно долго городская культура основывалось на тех же принципах, что и крестьянская. Горожанин прошлого века рядился на Святки, катался с гор на Масленицу, выпускал птичку из клетки «при светлом празднике весны», закликал весну с таким же удовольствием, как и крестьянин. Однако в городе быстро утратился первоначальный смысл этих праздников. В традиционной культуре существовало представление о причинно-следственной связи ритуала и реального события. Многочисленные обряды предназначались для того, чтобы повлиять на жизнь: обряд закликания весны должен обеспечить ее приход, без него весна наступить не может. В городе эти представления уступили место другим. Горожанин календарным обрядам не придавал значения магических; для него они быстро стали развлечением. Сегодня магический смысл придается только встрече Нового года, который, как известно, как встретишь, так и проживешь.

Совершенно не сохранился магический смысл традиционных моделей поведения в бытовых мелочах. Мы не задумываясь снимаем шапку в помещении, прикрываем рот зевая, говорим чихнувшему: «Будь здоров!» — а между тем у каждого из этих действий есть «рациональное» объяснение. Фраза «будь здоров» представляет собой заговор, первоначально произносивший его действительно считал, что он обеспечивает здоровье чихнувшему. Когда человек зевает, в него через рот может вселиться нечистая сила, или, наоборот, выйти душа. Поэтому лучше, конечно, рот крестить; но мы, не задумываясь, просто закрываем его рукой. Для нас это просто этикет, но любой этикет связан с ритуалом.

Тем не менее любой знает, что плохо, когда дорогу перебежала черная кошка, или когда человек, выйдя из дому, вернулся. Чтобы избежать дурных последствий, надо в первом случае поплевать через левое плечо, или избрать иную дорогу, во втором же, вернувшись, посмотреть в зеркало. Независимо от того, верит человек в это или не верит, он об этом помнит и принимает в соответствующей ситуации решение: следовать предписанию или нет.

Одни искренно уверены в справедливости подобных примет. Другие пренебрегают ими назло, как ерундой и суеверием, — но думая так, человек учитывает это «суеверие», оно руководит его поступками. Большинство же следует им, думая: «А вдруг правда?» Во многом поэтому крестят детей, лечатся, потеряв надежду на врачей, у знахарей, бросают рассыпанную соль через левое плечо. Делают это и в городе, и в деревне.

Традиционные верования любят подкреплять ссылками на науку. В подтверждение самого нелепого вымысла можно услышать: «Это доказано наукой». Так, наукой доказано, что если у беременной живот круглый, то родится девочка, а если острый, то мальчик. Тот же источник подтверждает, что душа (она же «биополе») человека живет сорок дней после его смерти. Это не мешает с подозрением относиться к достижениям той же науки и ученым. Сама наука мифологизируется и превращается в монстра. Известная организация, устраивая травлю «убийц в белых халатах», ориентировалась на страх людей перед врачами и медициной. К непонятному и неизведанному человек относится и с ужасом, и с подобострастием. Один молодой человек обвинял в смерти своего ребенка врачей, которые «замучили» его жену во время беременности тремя ультразвуковыми обследованиями. Недоверие к медицине порождает соответственное спросу предложение: «Дипломированный колдун снимет порчу и сглаз, вернет здоровье и мужа», люди ищут альтернативные способы лечения.

К колдунам ходят нынче люди самые разные, и с дипломами, и без. Человек может чувствовать себя компетентным только в рамках своей профессии (или давнего хобби). За этими рамками вместо целостной картины мира — обрывки и обломки школьных знаний, слухов, газетных и телевизионных текстов, поверий и традиционных представлений. Все эти обрывки склеиваются любым подручным материалом в нечто, способное объяснить мир (в непонятном — страшно), организовать течение жизни (время, например, лучше всего организуют праздники) и дать в руки человеку набор конкретных практик ( в том числе ритуалов), с помощью которых он мог бы влиять на течение событий в желаемом направлении.

Потребность в этом не исчезла, потому и не умирают деревенские верования, смерть которых пророчат с XVIII века, а в городе возникают новые. Народная культура прагматична по своей природе; утратившее актуальность — забывается. Так, забылись былины и исторические песни, замененные уроками истории в школе. Забываются бабушкины сказки, на смену которым пришли сказки Пушкина, Чуковского. Урожай на колхозном поле мало кого волновал, поэтому исчезли многие аграрные обряды; остались лишь те, которые влияют на урожай овощей на приусадебном участке. Впрочем, еще при советской власти последний сжатый сноп приносили в колхозную контору и ставили под портрет Ленина (а не домой под иконы, как раньше); но окончательно утративший магический смысл обряд вскоре исчез. Однако и по сей день живы ритуалы, регламентирующие частную жизнь: свадебные, медицинские, похоронные, скотоводческие и др.

В деревне новые веяния лучше, чем в городе, вписываются в традиционную систему представлений. Традиционное сознание не разделяет магические (мифологические по своей природе) и рациональные способы воздействия на действительность. Часто в фольклорной экспедиции на наш вопрос, что делали, чтобы облегчить тяжело умиравшему человеку агонию, отвечали: «Форточку открывали, врач приезжал, укол делал» (форточку открывают, чтобы вышла душа). Врачи и знахари сосуществуют и сотрудничают.

В городе ритуальная культура по мере надобности обогащается новыми сюжетами. В клубах «духовных акушеров» за умеренную плату в 300-800 у.е. вы можете родить в домашних условиях, не прибегая к услугам врачей-убийц. В попытке создать свой набор мер, регулирующих поведение беременной (и ее мужа), процесс родов и послеродовой период, эти клубы в своей практике используют фрагменты русских, европейских, восточных и прочих родильных ритуалов, объединяя и дополняя их собственной идеологией. Их практика сочетает рациональные и магические элементы. Члены клуба рожают в воду, делают гимнастику для беременных и тут же оставляют кашу для домового, поедают (женщин и детей просим удалиться) послед.

Вполне традиционные замкнутые сообщества людей, естественно, порождают собственные ритуалы. Например, новый член такой группы должен подвергнуться испытанию. Такой своего рода инициации подвергается новый заключенный в камере, альпинист, спелеолог, солдат, студент: от физического воздействия до загадок и вопросов без ответов. Входящий в камеру видит на пороге белое полотенце. Он не должен через него переступить, а должен вытереть ноги, потому что к «братве с грязными ногами не ходят». Ему задают загадки, ответить на которые можно, только зная заранее ответ. Альпинисты и спелеологи рассказывают новеньким истории про «черного альпиниста» и «белого спелеолога», которых можно испугаться только в первый раз. Официальная власть использует этот механизм, оформляя собственные институты, и придумывает свои посвятительные ритуалы: принятие в пионеры, посвящение в студенты и т. п.

Устремившиеся в церковь миллионы наших сограждан тут же усвоили вместе с каноническим «Отче наш» множество мелких ритуальных действий, давно и прочно вплетенных в церковную службу. Правила благочестия (то есть поведения истинного христианина) переосмысляются верующими по-своему, обрастают новыми нормами, возникающими по аналогии с каноническими. Последние часто приобретают новые объяснения, которые распространяются тут даже на бытовые правила. Так, в одном монастыре на дверях храма появилось объявление: «Православные, снимайте галоши» (чтобы они не скрипели и не пачкался пол). Бабушки из прихожанок тут же истолковали это по-своему, решив, что резина «от дьявола».

Каждое новое явление должно быть вписано в существующую систему представлений и норм. Рыночные торговцы, одна из самых многочисленных и бойко функционирующих социальных групп, подчиняются своим ритуалам, которых появилось в последнее время великое множество. Одна знакомая, в свое время окончившая Институт культуры, а сейчас торгующая бижутерией, рассказывала нам о таком средстве от таможенников, которые наводят ужас на пересекающих польскую границу «челноков»: незадолго до того как таможенники начнут свой обход, вдоль порога двери купе насыпается дорожка соли, а на стол, под скатерть, кладется нож острием к входу. Это магическое средство должно спасти от поборов.

Подобное «новое» средство и в прошлом хорошо себя зарекомендовало в борьбе с нечистью, властями и прочими врагами человека. Острые на ощупь, вкус и запах вещи испокон веков отпугивали демонов. Порог, воспринимающийся как граница между домом, миром человека и внешним, опасным для него пространством, всегда защищался ритуальными средствами. Над ним вешали подкову, в порог втыкали нож, щучьи зубы, сыпали соль. И в прошлые века существовали заговоры на подход к начальству («Господи, благослови Отче! Одеваюсь светом, как ризою, покрываюсь облаком, препояшусь поясом Пресвятой Богородицы, Милостивой заступницы! Свяжи уста, и язык, и гортань у князей, и у бояр, у правителей, и у всяких властей, и у приказных служителей»). Поскольку ни таможенное законодательство, ни Уголовный кодекс помочь не могут, на помощь приходит магия.

Новый (по крайней мере, после долгих лет запретов) вид деятельности ставит человека в новые, регулярно повторяющиеся ситуации, из которых нужно найти универсальный выход. Среди торговцев распространены ритуалы, цель которых — обеспечить прибыль. Например, деньгами, полученными за первую проданную вещь, нужно потрогать весь товар, чтобы торговля шла бойче.

Считается, что деревенские обряды и верования сохранились лишь в памяти стариков, живущих не сегодняшним днем, а воспоминаниями своего доколхозного детства (кстати, именно доколхозного, а не дореволюционного: в деревне приняты другие вехи, отмечающие течение времени. История России делится не на дореволюционную и послереволюционную эпохи, а на время «до колхозов» и «при колхозах». Так, одна бабушка с трудом вспомнила, что 1917 году был «какой-то переворот». При этом истинно старыми и хорошо знающими жизнь считаются люди, помнящие, что было «до колхозов»). Узнав, что мы «фольклорная экспедиция», даже семидесятилетние нас посылают к людям «постарше».

На самом деле, все, что нам нужно, прекрасно знают и молодые; а на Русском Севере мы столкнулись вообще с парадоксальной ситуацией: те, кто «постарше», способны рассказать очень немногое, в отличие от своих детей и внуков. Здесь в тридцатые — сороковые годы молодежь, включая тринадцатилетних подростков, гоняли на лесозаготовки. Люди были изолированы от семьи в том возрасте, когда наиболее активно происходит формирование личности. Оставшись в окружении сверстников, они не смогли перенять культуру родителей, сохранив к ней уважение. Такие люди обычно с горечью говорят, что они никаких «примет» не знают. Некоторые пытаются восполнить этот пробел с помощью газет, публикующих заговоры и т.п. Следующее поколение оказалось в более выгодной ситуации. Пока родители были в лесу или на колхозном поле, детей воспитывали бабушки, и преемственность была восстановлена. Часто люди тридцати — сорока лет знают существенно больше, чем их родители. Они верят в справедливость «преданий старины глубокой» и следуют им.

Вместе с газетами, телевизионными передачами городская мифология все активнее проникает в деревню. Нам приходилось слышать в ответ на вопросы о домовом и лешем рассказы о Снежном человеке и «Чебурашке» (Барабашке). Традиционные былички о домовом обрастают «современной» терминологией: «явления полтергейтса», «экстрасенс приезжал…». Эти новые веяния сразу занимают свое место в системе традиционных представлений, в городе эта система только складывается.

Объединяет город и деревню миф о фольклорной экспедиции. Фольклором считаются не все составляющие традиционной картины мира, а то, что принято называть «народным поэтическим творчеством». В городе нас провожают, а в деревне встречают цитатой: «Сказки, легенды, тосты!»

В статье использован архив фольклорной экспедиции РГГУ, работающей в Архангельской области, а также записи, сделанные нами и нашими коллегами в Москве, Обнинске, Волгограде. Выражаем глубокую благодарность всем помогавшим нам в сборе материала.

Андрей Мороз, Андрей Трофимов