После ухода трибунов

В 532 году от Основания Города (121 год до новой эры) Римская республика избежала великой опасности. Бывший народный трибун Гай Семпроний Гракх, возмечтав о царском венце, едва не уничтожил правящий сенат. Он был остановлен консулами — Луцием Опимием и Квинтом Фабием, хотя младший Гракх (в отличие от старшего, когда тот пытался 12 лет назад совершить похожий переворот) успел вооружить своих приверженцев. Опимию пришлось обнажить мечи легионеров против граждан на улицах священного Города. Погибли сотни людей, в том числе заслуженных; убит бывший консул Марк Фульвий Флакк, прельщенный безумным планом Гракха. Горе вечному Риму, пожирающему своих детей!

Чтобы очистить Город от скверны братоубийства, сенат провел строгое расследование всех обстоятельств заговора. Опимий был привлечен к суду за самовольный приказ убивать граждан — но суд оправдал его, ибо пролитая кровь предотвратила еще худшие преступления. Всем приказано забыть минувшую смуту — но исполнимо ли такое приказание? Ведь все дело в безумных проектах Гая Гракха. Если бы трибун ограничился раздачей земель в Италии и вне ее обнищавшим римским гражданам! Но ведь он призвал сенат и народ Рима даровать полное гражданство большинству союзников-италиков! Но нельзя уравнять в правах на землю всех жителей Италии: земли не хватит на всех! Кроме того, всем известно, что их деды и прадеды изменяли Риму, встав на сторону Ганнибала в давней жестокой войне. За что же теперь награждать внуков былых изменников?

Так рассуждают отцы Вечного Города. Но у многих сыновей иное мнение. Таков Гай Марий из Арпина. Ему уже 36 лет — полжизни позади! И не зряшней жизни: еще великий Сципион предсказал ему славное будущее полководца. Действительно, Марий с детства силен и ловок в любом труде, хотя не богат и не обучен греческим глаголам. Он уже сейчас мог бы командовать легионом, но в Риме пост военачальника получают лишь те, кто прошел магистратуру, без покровительства сильного патриция не обойтись.

Придется опять кланяться гордому Цецилию Метеллу — давнему патрону родителей Мария. И конечно, претендовать только на пост трибуна: на эту должность после того, что учинили братья Гракхи, богачи сейчас смотрят с опаской…

Марий не осуждает за дерзость мечты Гракхов, но считает их недоумками. Как можно затевать реформы, не имея вооруженной силы или громкой славы? В политике один закон: победителя не судят, а побежденному — горе! Когда он, Марий, станет трибуном — он начнет с малого: обеспечит плебеям тайное голосование в судах. Пусть бедняк голосует, не страшась гнева своего патрона! И он, Марий, покажет беднякам, как можно и должно обращаться со своим бывшим патроном ПОСЛЕ того, как ты занял государственный пост. Не сдобровать гордому Метеллу!

А потом, отбыв свой срок трибуном, нужно попасть в армию. Уж там Марий развернется, была бы война! Он-то побывал в солдатской шкуре, знает, что почем. За таким вождем легионеры пойдут в огонь и в воду — лишь бы им вернуться домой живыми. И это понятно — если ты уже богат, зачем идти на войну? Только за славой? Это нужно немногим — вроде него, Мария.

Перенесемся из Рима в Африку, где грезит о подвигах ровесник и давний знакомый Мария — нумидийский царевич Югурта, внук славного царя Масиниссы, который дружил с Ганнибалом, а потом помог его одолеть первому Сципиону! И образование Югурта получил в Риме — не то, что мужлан Марий… Там, в Риме, он понял главное — они одинаково хорошо владеют мечом и деньгами. Но если Югурта овладеет тем и другим орудием, он сможет победить одних и подкупить других. И стать независимым царем Нумидии. А если путь лежит через убийство родичей? Югурта готов и на это.

Так судьба незаметно готовит будущих соперников к схватке за высшую власть. На кон поставлено многое. Римский народ захватил почти все Средиземноморье, не изменяя начальной формы своей державы. Сохранится ли она теперь, когда внутри Города выросли новые алчные силы? Или придется перестроить Республику? Но как? Кто придумает новый порядок, и какую цену придется заплатить за перестройку державы?

Ответов на эти вопросы не знает еще никто. До рождения Юлия Цезаря осталось 20 лет. Но Корнелию Сулле уже исполнилось 17 лет, и он пристально следит за событиями в Городе. Как патриций, он не сочувствовал делу Гракхов; столь же неприятен ему мужлан Марий. Но если ради власти над Римом нужно сравняться с Марием в солдатской неприхотливости и полководческом мастерстве, Сулла готов преуспеть в том и другом деле, не жалея сил.

Главное — оказаться среди творцов новой профессиональной армии! Опираясь на нее, вождь может направить развитие родного Города, куда захочет. Можно восстановить добрую старину в форме сената, прижав непокорных трибунов. А можно прижать и сенаторов — если они не поймут свое бессилие перед командиром профессиональных легионов…

Так подрастает и учится у жизни представитель ВТОРОГО поколения римских индивидуалистов. Еще полвека назад таких людей не было в Риме: все граждане считали друг друга братьями, пусть старшими и младшими — как решила судьба. Но теперь множатся люди, вообразившие себя Избранниками только потому, что Фортуна наделила их разумом, волей и честолюбием. Пройдет еще 30 лет, и Республика не сдержит напора новых сил. Она рухнет в пучину гражданских войн, чтобы выйти из них уже Империей.

Сумеет ли древний и опытный Восток оказать новой империи сопротивление? В год гибели младшего Гракха здесь — политический хаос. Потомки сподвижников Александра Македонского давно измельчали, их соперники — тоже. Взять хотя бы семью жрецов Хасмонеев, сорок лет назад поднявшую в Иудее геройское восстание против царей Селевкидов. Да, иудеи добились независимости — но что они с нею сделали? После смерти пятерых братьев Маккавеев правит Иоанн Гиркан — совсем заурядный царек. И не нужно евреям великого правителя. Даже пророков им теперь не нужно! Стоит прийти римским легионам Помпея — и иудеи с готовностью признают новых хозяев, как прежде признавали власть вавилонян, персов и македонцев.

Лишь бы власть не мешала народу жить по старинке! А кому не нравится — тот уходит в пустыню. Так поступила секта ессеев, спасающих свои честные души от контакта с нечестивой властью. В пещерах Кумрана звучат странные проповеди и пророчества. Да, Мессия придет — но не в облике кровавого победителя, вроде Маккавеев. Напротив, придет Миротворец и Спаситель — вроде Будды, который явился в мир одновременно с Киром Персидским. И вот: царство Кира давно погибло, а учение Будды проникло к самым разным народам. Придет такой Учитель и к евреям, дабы отделить агнцев от козлищ!

Иначе готовятся встретить натиск Рима восточные правители, два Митридата, Понтийский и Парфянский, представляющие две ветви персидского народа. Оба подверглись влиянию эллинизма — но в разной мере. Понтийский царевич только что остался сиротой: его отца, Митридата V, отравили заговорщики. Десятилетний, не по годам развитый мальчик не уцелел бы в дворцовых интригах; он бежал из столицы и кочует по стране с немногими друзьями, возбуждая симпатии простого люда, исподволь осваивая ремесло правителя. Ведь он, Митридат — Ахеменид, потомок одного из последних сатрапов персидской державы! Его пращур и тезка поддержал великого Антигона при разделе империи Александра и выкроил себе небольшое царство вокруг Синопы — на южном берегу Понта.

Юный Митридат мечтает стать владыкой на всех понтийскох берегах: от Колхиды и Тавриды до Византия. Тогда он поспорит с римлянами, подчинившими берега южных морей! Звездный час Митридата VI Евпатора пробьет через 30 лет — когда италики восстанут против власти Рима, их бесчисленных грабежей. Митридат организует восстание, и в один день 80 тысяч римлян будут перебиты в ограбленных ими городах. Разве может Югурта в Нумидии мечтать о таком масштабе действий? Митридатовы войны будут полыхать целых 30 лет — до тех пор, пока честный полководец Помпей не наведет в этих краях строгий римский порядок, прищемив хвосты откупщикам налогов. Зато сограждане его возненавидят и толкнут в объятия сторонников Мария, которых возглавит Цезарь. Но это случится еще не скоро…

Иная судьба ждет молодого парфянского царя — Митридата II Аршакида. Его предки считались в империи Ахеменидов неотесанными дикарями, ибо они с опозданием и без восторга приняли учение Заратуштры, храня верность племенным духам — дэвам. Столь же медленно парфянские князья приобщались к эллинизму в степях и пустынях Прикаспия. Но теперь, одолев Селевкидов, Парфия становится великой державой, ибо она возглавила очередную военно-техническую революцию.

Латная конница — вот новый род войск, созданный парфянскими витязями на основе замечательной расы персидских коней. Аргамаки, усун-морь, ахали-теке: разные кочевые народы будут по-разному называть своих друзей и благодетелей, способных многие часы выдерживать вес латника, повинуясь его приказам даже в сутолоке боя. Остается освоить управление новым родом войск: не забывая о старой легкой коннице из лучников, создать первую конную армию. Когда это будет сделано, Парфия станет неуязвимой даже для римских легионов. Вскоре Митридат II возьмет под контроль все Закавказье и Месопотамию, примет древний ассирийский титул «Царь царей» — и римляне признают этот титул, испытав страшный разгром семи легионов Красса при Каррах. До рождения Марка Красса и его победителя — князя Сурена — осталось всего пять лет…

Между тем отважный китайский разведчик Чжан Цянь уже добрался от Дальнего Востока до Дальнего Запада, побывал в Фергане — на родине «небесных коней» и доложил о них императору Хань У-ди.

Взойдя на трон 20 лет назад и приняв титул «Воинственного императора», Хань У-ди поклялся укротить варваров, загнать их в северные дебри — за страшные пески Гоби, в горную тайгу Прибайкалья. Но подходящих средств для достижения этой цели Сын Неба не имел. Многочисленные и упорные китайские пехотинцы с тугими арбалетами могут лишь отстреливаться от быстрых хуннских лучников; для ответных ударов нужны конные корпуса. К 121 году они уже созданы; выросли новые военачальники — Вэй Цин и Хо Кюй-бин. Они регулярно совершают рейды в степь, неделями действуют в отрыве от пешей армии, питаются отбитым у врага скотом — и иногда побеждают хуннов. Но тем самым достигнуто лишь РАВЕНСТВО сил между Чжун Го и Хунну; нанести презренным варварам смертельный удар в сердце Сын Неба все еще не может.

А если на лугах Поднебесной будут пастись тысячи «небесных коней»? Тогда китайская латная конница доберется до кочевий хуннов и перебьет степных удальцов в прямом бою! Ведь хунны не бросят на растерзание врагу весь свой скот и свои семьи… Таков новый план императора, навеянный докладом удачливого Чжан Цяня. Воплощение плана потребует многих лет, но китайскому владыке терпения не занимать, а его подданным — тем более…

Так окрепшая империя Хань возобновляет агрессию против степных хуннов и горцев Тибета на западе — одновременно со сходной агрессией Рима против галлов на севере Италии и за Альпами. Но есть два различия между этими процессами. Во-первых, природные условия Италии и Галлии различаются слабо; поэтому многие римские колонисты готовы поселиться на диком севере, перенести туда римский образ жизни. Напротив, китайского пахаря не заманишь в сухую степь, где поливное земледелие невозможно.

Во-вторых, натиск римлян за Альпы и за море происходит на «рыночной» основе: будущие захватчики добровольно вступают в армию, чтобы истребить варваров и присвоить их земли. Ради будущего благосостояния все римляне и многие италики готовы подчинить свою алчность и сварливость воле избранного ими же полководца — будь то знатный богач Метелл (в Африке), бедный выскочка Марий (в Галлии) или деклассированный патриций Сулла (в Малой Азии). Напротив, ханьская пехота составлена из рекрутов, не надеющихся на ощутимую выгоду от очередного похода. В коннице служат иные люди: удальцы, не ужившиеся под гнетом имперской бюрократии, либо амнистированные преступники. Император сам назначает военачальников — и не всегда его выбор удачен. Оттого великие войны Хань У-ди (в отличие от войн Мария и Суллы) в конечном счете окажутся НЕ РЕНТАБЕЛЬНЫ и нанесут тяжкий урон могучей экономике Чжун Го.

Великий поход на Запад за небесными конями возглавит брат фаворитки императора — молодой придворный Ли Гуан-ли. Он разорит Фергану и вынудит местных коневодов поделиться с китайцами своим дражайшим достоянием. Затем тот же Ли Гуан-ли возглавит войско, направленное против хуннов, и потерпит ряд сокрушительных поражений из-за самоуверенности. А когда терпение Хань У-ди лопнет и он решит наконец покарать неудачливого временщика — тот бежит к хуннам и станет служить им, подобно многим китайским неудачникам.

Эти перебежчики несут в варварский мир все плоды зрелой цивилизации. Одни учат хуннов земледелию: так в степи появляются посевы ячменя, который в Поднебесной уступил место рису. Другие (ремесленники) делают по заказу хуннской знати такие промтовары, которые хуннам прежде приходилось выменивать на скот. В варварском обществе возрастает культура потребления. Знатные перебежчики вроде Ли Гуан-ли дополняют ее искусством придворной интриги.

Сам Ли Гуан-ли погибнет, потерпев неудачу в попытке стать главным советником шаньюя. Но его умудренные коллеги посеют стойкую рознь в правящем сословии хуннов — и через полвека держава Хунну расколется в гражданской войне. Умело натравливая вождей друг на друга, преемники Хань У-ди обеспечат себе гегемонию над всеми окрестными народами. И когда Средиземноморская ойкумена превратится в Pax Romana, ее дальневосточная сестра превратится в очень похожий Pax Sinica. Цель политики Хань У-ди будет достигнута.

Таковы преходящие плоды мирских забот честолюбивого и воинственного владыки Поднебесной. А что здесь делается для вечности? Следы боевых походов Ли Гуан-ли в Средней Азии сотрутся быстро. Но Шелковый путь, впервые пройденный Чжан Цянем, останется на века — ибо он нужен великому множеству разноплеменных купцов и ремесленников, живущих между Средиземным морем и Тихим океаном.

Вечное наследие творчества Хань У-ди и приближенных им конфуцианцев — уникальная система ежегодных экзаменов на гражданские должности в Поднебесной.

Именно благодаря ей Хань У-ди обеспечивает сравнительно удачную работу имперского аппарата власти под началом любого из своих преемников — даже мало образованного и нерешительного. Смена личности правителя мало что меняет в этой ритуальной работе; даже смена правящей династии изменяет немногое. Великие министры Шан Ян и Ли Сы унифицировали в Поднебесной иероглифы и законы; теперь «великий цензор» Хань У-ди унифицирует людей, обменивающихся этими символами и составляющих правящую верхушку Тянь Ся. Догадывается ли Сын Неба, что его система продлит существование его державы более чем на 20 столетий?

Об этом уже догадался Сыма Цянь — смышленый сын придворного историографа Сыма Тана. Проводя дни и ночи за чтением книг из дворцового архива, юноша научился мысленно беседовать со свирепым бюрократом Шан Яном и с мудрым экономистом Гуань Чжуном, с отважным воителем Фа У-ваном (основателем царства Чжоу) и деревенским князем Юем — первым ирригатором Поднебесной. Что с того, что эти герои или злодеи разделены многими веками древней истории? Память о них живет в скупых иероглифах летописей; их заочный диалог скрепляет отдельные века в цельную Историю Поднебесной! Их тени — светлые или мрачные, все равно — усыновили юного грамотея, сделали его ровней Сыну Неба в понимании событий, происходящих или могущих произойти в Поднебесной.

Такое откровение не должно пропасть без следа! Он, Сыма Цянь, обязан записать Историю Поднебесной так, чтобы ее читатели ощутили себя наследниками всего просвещенного человечества. Пусть каждый грамотей грядущих веков сможет сравнить дела своего владыки (и свои поступки — тоже) с деяниями Хань У-ди и Сыма Цяня, Шан Яна и Хань Фэя! Поднявшись на эту высоту, просвещенный муж обретает ответственность за грядущую судьбу Поднебесной. И какое бы решение ни принял этот человек: остаться ли тихой мыслящей тростинкой, или быстро сгореть, промелькнув на звездном горизонте Тянь Ся, это будет ЕГО вольное решение, а не слепая игра природных либо придворных сил. Пусть как можно большее число сыновей Поднебесной приобщится к этому знанию! Если Небо благословит труд Сыма Цяня — он встанет вровень с Конфуцием и Лао-цзы в просвещении детей Желтой Земли…

Эти мечты сбудутся через 30 лет. Великий труд Сыма Цяня — «Ши Цзи», десятикратно превосходящий по объему труд Геродота, станет основой исторической культуры Китая на 20 веков. Многое сообщит своим читателям первый историософ Китая, достойно пронесший сквозь невзгоды свой придворный титул Тай Ши Гун — «Князь Великой Истории». Формально этот титул на две ступени ниже императорского — но на деле смелый теоретик Сыма Цянь был выше заядлого экспериментатора Хань У-ди.

Еще большая разница в чинах была на Западе между разрушителем Карфагена — Сципионом Эмилианом Африканским и его скромным спутником — греческим заложником Полибием, жизнь которого угасает в 532 году от основания Города (121 год до новой эры), или в третьем году 163 Олимпиады, как привык считать ученый грек. Не зря прожита трудная жизнь — хотя Судьба кидала своего избранника из конца в конец Средиземноморья. За счастливой юностью в Ахайе последовала долгая ссылка в Рим в роли заложника: ведь родичи Полибия не хотели примириться с римской оккупацией.

Сперва Рим показался просвещенному греку огненной пустыней — преддверием Аида. Потом Полибий вспомнил, что славный Платон ничуть не лучше относился к родным Афинам. Но он сумел выкроить в пустыне оазис мудрости, Академию. Удастся ли чужаку Полибию нечто подобное в Риме? Удалось в конце концов — когда Полибий подружился с самым интеллигентным из римлян, сыном победителя македонцев и приемным внуком победителя Ганнибала. Этот герой — Сципион Младший хотел не только творить историю, но и понимать, что он творит. Было ли неизбежно поражение Карфагена в борьбе с Римом? Следует ли теперь разрушать Карфаген — или он все равно восстанет из пепла, как восставали Афины и Рим? Нужно ли убеждать легионеров, что молодой Сципион — избранник богов, или боги накажут военачальника за такое кощунство?

Эти вопросы горячо обсуждались в доме Сципиона, всегда полном страстной и диковатой римской молодежи. Полибий помнит, как блестели во время этих дискуссий глаза юного Тиберия Гракха. Теперь и он, и его брат ушли к богам — вслед за Сципионом… Но их образы не исчезли: они показывают любимцу музы Клио и корни, и плоды римской непобедимости. Стремясь испытать на деле монархию и тиранию, демократию и охлократию, аристократию и олигархию, бестрепетные римские удальцы нечаянно соединили в своей Республике все те структуры, которые только чередовались в полисах Эллады. Консулы воплотили Монархию, сенаторы — Аристократию, трибуны — Демократию; а римские Законы стиснули их всех вместе, не позволяя обойтись друг без друга (или враг без врага — это тоже верно, и тоже полезно!) Пока этот симбиоз не обеднел хоть на одну компоненту, римляне будут побеждать всех своих соперников. Но после полной победы над внешними супостатами римляне обнаружат новых супостатов среди своих ближних — как случилось с эллинами, одолевшими Персидскую державу три века назад.

Все это Полибий понял, присутствуя при великом триумфе римлян — взятии и разрушении Карфагена, в 607 году от основания Рима Ромулом и в 668 году от основания Карфагена Дидоной. Тогда Полибий решил для себя: все главное в Римской республике уже соврешилось и прошло. Теперь можно и нужно писать Историю Рима! И написал ее — по-гречески, в поучение римлянам и эллинам. Пусть юные Гракхи и подобные им честолюбцы движут свою историю дальше, под уклон — но пусть не забывают заглянуть в описания греческих усобиц трехвековой давности! Ведь греческое прошлое — это римское будущее…

Этот совет пошел впрок только опытному Сципиону: он сам ушел из жизни, не пожелав участвовать в разрушении той Республики, которую он только что вознес на вершину триумфа. Молодые Гракхи не имели такого опыта и не поняли уроков Полибия: они совершили свои ошибки и расплатились за них своей жизнью. Теперь пришел черед их наследников, но эти люди не интересны старому Полибию. Пусть молодой Посидоний напишет о нынешних и грядущих распрях в Римской державе! Полибий уже готовится к загробной встрече со своей музой — Клио. Быть может, она замолвит словечко за историка перед Аполлоном Губителем?

Так странно сплетались многочисленные разновидности оптимизма и пессимизма — политического, научного, религиозного — в умах самых просвещенных и страстных обитателей Земли 21 столетие назад, когда Античная цивилизация приблизилась к пику своей эволюции сразу во многих ойкуменах Земли. Казалось, что все уже испробовано: не тем, так другим героем или удачником, не здесь — так в другой державе, церкви или научной школе. Но сколько вариантов синтеза несовместимых, казалось бы, противоположностей оставалось еще не испробовано! А пока ресурс противоречий не исчерпан — человечество движется вперед, неуклонно наращивая разнообразие своего бытия и сознания. Некоторые историки называют это явление прогрессом — хотя каждый вкладывает свой смысл в это емкое слово.

Сергей Смирнов