«А матери своее слушайте во всем…»

Он и после смерти хотел помогать ей и заботиться о ней, милой жене своей Евдокии, а умирал, не дожив до сорока… Рано в средневековье вступали в жизнь, рано уходили из нее. Как ни странно, судьба этой женщины остается за рамками публикаций, хотя, казалось бы, жена самого Дмитрия Донского!

Но сведений о ее жизни так мало, что исследователь оказывается беспомощным, — самые тщательные розыски дают результат очень скромный, «гора рождает мышь».

И это относится не только к великой княгине Евдокии, вовсе нет. Это время, когда человеческая жизнь не представляла ценности, сам человек не осознавал себя как личность, как мир — неповторимый и потому бесценный.

Бесконечные междоусобицы, войны, пожары, болезни косили людей, как косой, и надолго замирали просторы, не слыша детского смеха, женского шепота, мужского голоса. Пустела земля в одночасье, и не скоро потом собирались на ней люди, возобновляя, восстанавливая жизнь.

В «Житиях» писалось о людях особых, прославивших себя святостью и непохожестью на всех остальных.

Летописи сообщали о событиях значительных, важнейших, правда, «погодные» сводки отмечали рождения, но только мальчиков в княжеских семьях. О девочках упоминания крайне редки, это и понятно: наследование власти и богатства шло в роду только по мужской линии. Вот и получалось — обычная жизнь, просто жизнь человека, особенно женщины, вообще выпадала из истории, как будто ее и не было вовсе. Иной раз просто невозможно представить себе людей средневековой Руси, характеры, пристрастия, привычки и цели которых с большим трудом и далеко не всегда удается рассмотреть сквозь сведения скупых на подробности летописных сводов. А их лица увидеть просто невозможно — на Руси не существовало светской живописи вплоть до XVIII века. Это в Западной Европе короли, герцоги, их дети и жены, священнослужители и военные считали необходимым позировать художникам, чтобы оставить потомкам свой образ. И теперь именно по этим портретам мы судим о моде тех времен на аристократическую бледность или румяна, на фасоны и цвет одежды, выбор драгоценностей, прически, обувь и многое, многое другое.

«Коломна городок – Москвы уголок». Именно в этом городе московской земли состоялся в 1366 году свадебный пир – юный великий князь Дмитрий обручился с Евдокией, дочерью нижегородского князя Дмитрия Константиновича

Здесь — иное дело. И все-таки, все-таки попробуем собрать хоть немногое.

Евдокия была дочерью князя нижегородского и суздальского Дмитрия Константиновича, год рождения ее неизвестен, о детских годах мы тоже ничего не знаем; знаем, что мать ее звали Анна.

Совсем недавно благодаря исследованиям останков Евдокии узнали, что она была миниатюрной — ее рост всего 155 сантиметров — и очень пропорционально сложенной. Про таких говорят «ладная девица». Особенно маленькой и хрупкой она казалась рядом с Дмитрием, человеком истинно богатырского сложения.

Чудом в состав одного из поздних (XVI век) «летописцев» попал словесный портрет героя Куликовской битвы. Вот этот портрет: «Бяше же крепок зело и телом велик и широк, и плечист, и чреват велми и тяжек; брадою же и власы чернъ; взором же дивен зело».

Но вот под 1366 годом «Рогожский летописец» (и не он один) зафиксировал событие, которое посчитал значительным в жизни московского великокняжеского дома, —женитьбу шестнадцатилетнего Дмитрия Ивановича на Евдокии Дмитриевне. Теперь мы можем посчитать и примерно узнать год ее рождения. Девочки на Руси уже в тринадцать — пятнадцать лет выходили замуж, и значит, коль скоро год рождения Дмитрия Донского 1350-й, она родилась двумя-тремя годами позже, значит в 1352 или 1353 году.

Трудно сказать, что брак этот был по любви. Были в нем всем очевидный расчет и надежда. Дело в том, что отношения между нижегородским и московским князьями в то время, да и в последующие годы, мягко говоря, были сложными, настороженными, если не сказать — враждебными. Вообще вся история их взаимоотношений во второй половине XIV века — яркая иллюстрация той борьбы, которую вела Москва за великокняжеский престол и расширение своих владений. В этой борьбе все средства были хороши — внезапные набеги, предательство, союзы с ханами Орды, но и свадьбы, браки тоже. И надежда была на то, что брак хоть на какое-то время замирит междоусобицу, даст передышку, а там — все в руках Божьих. Поэтому — какая любовь? Даже между родственниками в венчании молодых не было единогласия. В результате свадьба состоялась, как говорится, «на нейтральной полосе», в Коломне: «…месяца генваря в 18 день, на память святых отец наших Афонасия и Кирила… оженися князь великый Дмитрей Иванович у князя у Дмитрея у Константиновича у Суждольского, поя за ся дщерь его Овдотью и бысть князю великому свадьба на Коломне».

Но оказался брак счастливым. И свидетельств тому много, но главное, пожалуй, та любовная, подлинная забота, которая буквально сквозит в каждом слове завещания князя, те наставления детям в отношении матери и щедрые дары не детям, а ей, оставшейся без него с кучей ребятишек на руках, а последний родился за три дня до его смерти…

В семье великого князя Дмитрия Ивановича и Евдокии родилось двенадцать детей — четыре дочери и восемь сыновей. Упоминания об их рождении или смерти, их семейной жизни не всегда есть, иногда они совсем короткие, иногда косвенные. Но даже такие сведения дают возможность проследить их судьбу. Только трое умерли в детские годы: Даниил (родился около 1377, умер до 1389 года), Семен (умер в 1379 году, год рождения неизвестен) и Иван (1380 — 1393). Говорю «только трое» потому, что обычно на Руси после десяти беременностей оставалось три-четыре ребенка. Умирали во время родов и в первые годы жизни от болезней.

В их семье этого не случилось, и значит, Евдокия хорошо «выхаживала» беременность, вовремя рожала, несмотря на свою миниатюрность, и потом заботилась о них, была хорошей матерью.

Рождение первого ребенка в семье московского князя летописи отметили только под 1371 годом, лишь спустя пять лет после свадьбы. Это был Василий, сменивший отца на княжеском престоле в 1389 году (умер в 1425). Затем родились Юрий (1374), Андрей (1382), Петр (1385), дочь Анна (1387) и последний сын Константин (1389). Когда родилась дочь Анастасия, неизвестно; умерла в 1402 году.

Известно, что в 1387 году дочь Евдокии Софью (год рождения неизвестен) выдали замуж за рязанского князя Федора, а в 1394 году — еще одну дочь, Марию (и о ее появлении на свет нет точных данных), за литовского князя Лугвеня Ольгердовича.

Попытаемся представить себе жизнь этой женщины. Да, рядом был муж, удачливый политик и полководец, подрастали дети. Но все дни ее были заполнены тревогой то за мужа, то за подраставших детей. Дмитрий много времени проводил в военных походах и опасных поездках к коварным ханам Орды. Что стоило убить его? А известия шли долго, время тянулось иначе, медленнее, земля казалась огромной и враждебной, а соседи — опасными. Опасной была даже самая близкая родня — отец и братья! Сколько горьких минут доставило их предательство, договор с Ордой! Теперь она была уже не с ними, она была великой княгиней и разделяла мысли и намерения своего мужа Дмитрия.

Он уже показал себя в Куликовской битве, его ум, решительность и бесстрашие были хорошо известны и своим, и врагам. Она гордилась им, но и бесконечно боялась, трепетала, молилась. И дети подрастали. Очень рано они вступали во взрослую жизнь, эти безусые худенькие мальчики; рано шли за отцом в военные походы, рано познавали перипетии династической борьбы, коварство Орды и соседей. И за них болела душа. Как защитить их? Только крестным знамением — иного способа не знали средневековые люди. Вера придавала им силы и вселяла надежду. Великая княгиня Евдокия была не просто верующей, она ощущала на себе некую миссию, возложенную Всевышним, и потому служила особенно рьяно, строя монастыри и храмы. Но эти ее деяния — в будущем. А пока — беспокойная, тревожная жизнь.

Угрозы военных набегов и другие многочисленные опасности заставляли ее неоднократно покидать Москву. Сына Юрия в 1374 году она родила в «Переславли», и его (и его брата Петра) крестил преподобный Сергий Радонежский, человек выдающийся, славящийся умом и мудростью и особой святостью, которую люди ощущали. В беседах с ним Евдокия обретала душевный покой и стойкость, и молитвы его были всегда по ее просьбе о муже и детях.

Хотя ей тоже, ой как нужна была его защита! Сколько раз жизнь ее висела на волоске. В августе 1382 года она буквально чудом спаслась от гибели. Евдокия только что родила сына Андрея (14 августа), еще не оправилась от родов, но к Москве подходил хан Тохтамыш с огромным войском, это была месть за поражение на Куликовом поле и отказ платить выход — дань — ордынцам.

Скрытно готовил он это нападение, задержал даже в своих землях всех купцов, чтобы весть о набеге не дошла до Дмитрия Донского. Но когда ордынцы переправились через Волгу и быстро стали продвигаться в глубь русских земель, князь Дмитрий Константинович, отец Евдокии, узнал об этом и, видимо, чтобы отвести опасность от себя, послал двух своих сыновей, Василия и Семена, к Тохтамышу, они догнали его в Рязани и присоединились к его войску.

Дмитрию Донскому на этот раз не удалось так быстро объединить русские силы. Как отметил летописец: «обретеся разность в князьях и не хотяху пособлять друг другу и не изволися пособлять брат брату». Сил у Москвы для решающего сражения «в поле» не было, и великий князь Дмитрий ушел в Кострому собирать полки. Не оказалось в Москве и Владимира Храброго. В городе начались «разброд и шатания». Часть жителей хотела бежать, другая призывала «сесть в осаду». Евдокия еле-еле стояла на ногах, но нужно было немедленно встать и бежать — спасать детей и спасаться, близкие смотрели на нее и ждали лишь слова. Жизнь шла уже не на часы, а на минуты. Она собралась с духом и пошла вон из Москвы вместе с детьми, челядью и митрополитом московским. И едва вырвалась, была ограблена полностью — «едва вон из града пустише» их. Можно представить себе, что пережила эта слабая женщина. Приехавший в те августовские дни в Москву литовский князь Остей организовал оборону города, жители Москвы оказывали ордынцам упорное сопротивление и три дня отбивали все попытки врагов ворваться в город. И неизвестно еще, чем бы все это закончилось, если бы не братья Евдокии. На четвертый день ордынцы начали переговоры, и братья уговаривали москвичей прекратить сопротивление якобы потому, что Тохтамыш хотел наказать только Дмитрия Донского, а жителям зла не желает. «Имите веру нам, — (пишет летописец) говорили они, — мы ели ваши князи хрестьянскые, вам на том правду даем». Москвичи доверчиво открыли ворота…

Горела Москва, грозный шум погромов и разбоя перемежался криками и стонами, начались расправы и казни, громадное пожарище сопровождало их всю дорогу в Кострому, далеко видно было мощное пламя… Но главное свое богатство — детей — она спасла. Старшему было одиннадцать, а младшему не было и двух недель.

Но и дальше — каким потрясением для нее было узнать, что это ее родные братья хитростью и обманом добились того, что ордынцы сожгли Москву, а жителей поубивали или забрали в плен! И что вряд ли бы они остановили меч, занесенный над ней и ее детьми. Скорее наоборот, чтобы досадить Донскому.

А ему оставалось совсем немного — 19 мая 1389 года Евдокия овдовела. Он не дожил до своего сорокалетия — с девяти лет без родителей, жизнь в битвах, походах, как мы бы сейчас сказали, бесконечных стрессах не могла длиться долго. Летописи не говорят, отчего умер Донской, он умер внезапно, однако существует предположение, что от сердечной болезни; и это вполне возможно — был он тучен, а учитывая колоссальные физические и нервные нагрузки, вполне логично предположить, что сердце не выдержало.

В Московском летописном своде под 1389 годом подробно описаны и жизненный путь великого князя Дмитрия Донского, и его смерть. Особое же место в этих записях занимает плач вдовы Евдокии, очень образный и эмоциональный: «Камо зайде, свете очию моею. Где отходиши, съкровище живота (жизни. — Прим. автора) моего… Цвете мой прекрасный, по что рано увядаеши». Средневековые летописцы умели составлять подобные плачи по умершим, но не так много случаев, когда их вкладывали в уста княгинь-вдов.

Однако здесь случай особый. За три дня до его смерти Евдокия родила последнего ребенка, сына Константина. Опять беда настигала ее в минуту слабости и страха. Это был двенадцатый ребенок, княгиня была немолода и слишком миниатюрна и хрупка для столь частых родов. Она еще не пришла в себя, не встала на ноги, и такое горе обрушилось на нее. Она теряла не просто героя-воина, защитника Руси, но своего героя, мужа и защитника. И оставалась одна. Ее плач, ее страдание понятны нам и сегодня.

В своей духовной грамоте, завещании, великий князь говорит о значительных земельных владениях, которыми обладает княгиня Евдокия, — о ней его последние мысли. Земли эти отдаются в ее полную юрисдикцию, даже суд на этих территориях осуществляют ее специальные чиновники — «волостели». Вольна была великая княгиня покупать новые земельные участки, продавать землю, деревни и села, завещать свое достояние детям или делать вклады в монастыри на помин души своих близких: «а в тех примыслех волна моя кнегини, сыну ли которому даст, по души ли даст. А дети мои в то не вступаются».

Значит, великая княгиня Евдокия экономически независима и богата. Упоминаются в завещании Дмитрия Донского и большие стада домашних животных (Евдокия должна была поделиться этим с детьми), и золото, и серебро: «то все моей княгине». Великий князь Дмитрий не забыл лишний раз поддержать авторитет своей жены в семье: «А вы, дети мои, слушайте своее матери во всем, из ее воли не выступайтеся ни в чем. А который сын мой… будет не в ее воли, на том не будет моего благословенья». Такова была последняя воля поистине великого князя.

Его смерть не сломила Евдокию. Без него она проживет восемнадцать лет и, значит, умрет в возрасте за пятьдесят, может быть, в 52-53 года. Это очень солидный возраст для средневековья. Как жила она без своего любимого мужа?

Годы были заполнены заботами. Прежде всего, о детях и внуках. Старшего сына Василия Дмитриевича женила на Софье, дочери великого князя литовского Витовта. Этот выбор определил и другой шаг матери: дочь Марию она выдает за литовского князя Лугвеня. И хотя свадьба состоялась «на Москве» 14 июня 1394 года, молодые уехали в Литву. Однако не судьба, видно, была жить там Марии, через пять лет она умирает. Опять горе ложится на плечи Евдокии. Она просит своих литовских родственников не отказать ей и дать похоронить дочь на родине, в Кремле. И ей не отказывают. Она хоронит ее в церкви Рождества Богородицы, потому что этот храм сама основала, а сооружен он был в 1393 году, за год до смерти дочери. Церковь стала мавзолеем-усыпальницей для одной из дочерей Дмитрия Донского; к сожалению, захоронение не сохранилось.

Хоронит она и еще одну дочь, Анастасию, вышедшую замуж в 1397 году, а умершую тоже через пять лет, в 1402. Когда она родилась, за кого вышла замуж и отчего так рано умерла, неведомо. Возможно, во время родов, слишком молоды были эти жены, совсем еще девочки.

Весной 1407 года «княгини великая Евдокея Дмитреева заложи на Москве в Кремле еще одну церковь — святого Възнесениа внутри града» и монастырь. А очень скоро, 7 июня того же года, ее не стало. Незадолго до смерти она приняла монашеский постриг в обители, основанной ею, «и положена бысть в манастыри в церкви Възнесениа, юже сама заложи». В монашестве она приняла имя Евфросинии.

Вознесенский монастырь просуществовал в Кремле более шестисот лет и был разрушен в 1929 году большевиками. В его соборе размещался некрополь русских великих княгинь и цариц. Среди этих могил самым почитаемым было захоронение основательницы монастыря.

В начале XIX столетия место ее погребения отметили серебряной ракой и живописным портретом под специальной сенью. Останки преподобной Евфросинии и ее белокаменный саркофаг сохранились до наших дней. Крышку ее гроба «украшает» одно только слово — «Евдокея». Но как много вмещает в себя это имя и сама судьба великой княгини Евдокии Дмитриевны!

Эта женщина была свидетельницей и участницей героических и горестных событий XIV столетия. Она была женой великого князя Дмитрия Донского и современницей таких великих людей, как митрополит Алексий, серпуховский князь Владимир Храбрый и Сергий Радонежский. Ее жизнь была беспокойная, трудная, в ней было много горестей, но и радости, и гордости тоже было много. Она познала страх и предательство, пережила мужа и некоторых своих детей, но оставила по себе память в русской истории, оставила и материальное свидетельство своей храмосозидательной деятельности в Кремле — церковь Рождества Богородицы. Потомки уже в ХХ веке спасли останки преподобной Евфросинии и сохраняют память о ней и дальше — для грядущих поколений.

Татьяна Панова